Прощание с Гербалаевым. Житейские хроники - Алексей Смирнов

Встречная распальцовка и бряцанье воображаемым оружием завершились пшиком.

Никто не тронул меня, и я тоже никого не тронул.

Скандалисты угомонились, а я вернул им то, что брал; того же, что брали они, не вернул, как и предупреждал.

Прошли годы, а эта история так и покоилась камнем в душе. Вроде камней, которые будоражат мочеточник. Я чувствовал сильнейшие угрызения совести.

Пару лет назад, однако, камень вдруг тронулся и вышел. Алла Лурье неожиданно позвонила и стала сожалеть о доисторическом поведении супруга. Потом принялась вкрадчиво и заботливо интересоваться моими делами. Я насторожился. И не напрасно: она попыталась завербовать меня в «Визьон». Тут я вздохнул с облегчением, довольный, что не ошибся во время оно и правильно уловил дурную склонность к пирамидальной торговле. Супруги Лурье ничему не научились, но это была уже не моя забота.

Однако вернемся в скорбное прошлое. Дела мои неслись под откос. Никто не подписывался, ничего не продавалось. Размахивая американским альбомом, я уже не упускал случая с утра пораньше, до презентации, наведаться в услужливое кафе и насосаться там ядовитого топлива.

Презентации я вел в невменяемом состоянии. Автопилот работал исправно, хотя и не без досадных сбоев.

– Ты чего, рехнулся? – недовольно спрашивал меня Олег Иванов, волк-тим, которого я продавал как успешного человека вместо спившегося Валеры. – Ты зачем со сцены говоришь «Алё»?

Группа, которую я возглавлял, с удовольствием копировала лидера и совершенно распоясалась. Пили, задирали прохожих, несли околесицу.

Выходя на охоту под предлогом соцопроса, я никого не опрашивал и сочинял рассказ «Далеко – близко».

И вот наступил день, когда я, лежа на диване, почувствовал, что не могу встать. Я не находил в себе сил ни на что – не мог не то что разбросать листовки по почтовым ящикам или повесить на березу объявление, но даже не мог забрать честно заработанные деньги.

Мне хотелось одного: лежать и смотреть в потолок.

Гербалаевы тревожились за меня. Примерно через год после моего выхода в тираж я получил по почте новый, синий уже, супервайзорский значок и письмо, извещавшее меня о том, что я, несмотря на бездействие, был и остаюсь в рядах Гербалаевых; более того – мне присвоено почетное звание Национального Супервайзора, навечно. Чтобы двинуться дальше, окрыленным успехом, я должен был выкупить к такому-то числу столько-то и столько-то – тогда меня ждут фантастические школы и мероприятия в разнообразных городах мира.

Еще через год мне пришло озабоченное письмо, в котором меня лишали звания Вечного Национального Супервайзора и предлагали сделать те же закупки, чтобы его вернуть.

Эпизод последний: Небесные тела

Осознание необходимости заняться чем-то другим было для меня ужаснее всего. Это означало сокрушительное поражение, второе после разбитного заведования малым женским табуном.

Мне составили протекцию, и я пришел в итальянскую фирму по продаже мебели, плитки и прочей дряни. На собеседование, наниматься торговым агентом. Все в этой фирме стоило невероятно дорого, но директор местного филиала, капиталистический старикашка по имени Франко Бово, не унывал.

Работа казалась привычной: искать богатую публику с новыми домами-квартирами, совать этой публике проспекты, договариваться.

К моему появлению фирма сумела продать лишь винтовую лестницу, да и ту сломали при транспортировке.

Франко дотошно расспрашивал меня о коммерческом опыте. Я честно все рассказал.

– Дотторе, – мягко сказал Франко, прикрывая глаза, – удовлетворите мое любопытство.

И стал выпытывать про Гербалаевых. Я вяло и тускло обрисовал ему достоинства и перспективы, показал альбом.

– Это же очень дорого, – заметил он, думая о своей чертовой плитке.

Я мало-помалу воодушевился и, переживая рецидив, попытался втюхать ему продукт, но скаредный дед загадочно молчал.

Забрав проспекты, я отправился в Зеленогорск и долго бродил среди недостроенных дач, постепенно признаваясь себе, что дело не в плитке и не в лестнице – я просто не в состоянии снова кому-то что-то предложить и показать.

Придя в ярость, я зашвырнул проспекты куда подальше.

Вокруг меня тем временем плелся семейный заговор, имевший целью вернуть меня к прежней деятельности. Я почти не сопротивлялся. Я лежал на диване и вспоминал, как итальяшка назвал меня «дотторе», хотя это, как мне объяснили, означало не «доктор», а просто было уважительным обращением к человеку с высшим образованием. На потолке, тем не менее, проступали огненные Полумесяц и Крест.

Небесные тела, довольные моим послушанием, установили надо мной опеку, за которую я вновь отплатил им черной неблагодарностью.

Обосновавшись в тихой и сонной больнице, отдыхая от Гербалаевых, я блаженствовал полгода. Потом присмотрелся к окружающей обстановке и понял, что пора вернуться к перу.

Место №24

Дневник книготорговца в тридцати трех посланиях

Словосочетание «Начало века» всегда пробуждало во мне приятные ассоциации. Я вспоминал серебряных писателей и поэтов, огорчаясь их беззащитной хрупкостью перед лицом грядущего.

Начало нынешнего века представляется мне иным. Главной особенностью литературной ситуации мне кажется то, что я, как обычно, остался без денег.

Поэтому, когда Александр Николаевич Житинский, хороший писатель и бескорыстный держатель издательства «Геликон Плюс», обратился с призывом посидеть на книжной ярмарке с книжками талантливых, но никому не известных авторов, я откликнулся. Я уже пробовал себя в коммерции разъездной и не видел ничего зазорного в том, чтобы попытать счастья в коммерции стационарной. Особых иллюзий у меня не было. Трудовой договор заключили устно; на бумаге он уместился бы в два предложения. Не прошло и двух месяцев, как я объявился на знаменитой книжной ярмарке в петербургском ДК имени Крупской, в обиходе – «на Крупе».

И взялся вести дневник.

Мое место значилось под номером 24.

Послание первое

Новая жизнь на новом посту началась замечательно.

Поглазев на пустынные проходы-коридоры, я решил, что если за день мимо меня пройдут два-три человека, то это уже будет удача. Закрыл лавочку и пошел изучать спрос. Слушать разговоры.

Постоял возле взволнованной пожилой дамы. Та говорила в телефон:

– Значит, тут есть «Рецепты бабушки Травинки» и «Разыщи в себе радость». Тебе «Разыщи в себе радость», да? Рецепты есть?

Рецепты были. Удовлетворенный, я отошел.

Немного позже стали подходить разные люди. Приблизился один мудрец, убеленный сединами, с провалившейся пастью:

– Вы не найдете области знания, в которой я бы не был специалистом…

Вот что он сказал.

Ну, не найду, так не найду. Нет их. На нет и суда нет.

Я очень красиво расставил все книжки, как домино. Падали они тоже, как домино. Я уже возненавидел ряд наших авторов за то, что их труды все время падают.

В итоге я продал несколько книжек, одну – виртуозно. Девушки хотели купить в подарок серьезному молодому человеку что-нибудь «сразу про историю, авиацию и фотографию». Они ушли с книгой про художественный Петербург. Заодно они узнали, что на свете есть замечательный писатель, по странному стечению обстоятельств – мой полный тезка.

После этого я ощутил азарт, вообразил себя пауком в паутине и затих.

Послание второе

Сегодня выходной. Давайте, я вам немного расскажу собственно про место.

Это закуток со шторкой. Он запирается на ключ.

Завтра я установлю там ноутбук, и все вообще расцветет. Интернета пока не будет, но оно и к лучшему, я хоть отдохну от него.

Нет никаких бумаг, объясняющих или хотя бы оправдывающих факт моего там присутствия. Кассовый аппарат накануне сломался и был увезен, к моему большому удовольствию. Я ничего не боюсь больше кассового аппарата. Мне видится какая-то непоправимость в выбивании чека.

Нет у меня, как выяснилось, и санитарной книжки.

Большой беды в этом нет. Санитарную книжку вместе с трудовой, дипломом, больничным и прочими протоколами о намерениях можно купить в переходе метро. Я просто не понимаю, зачем она мне?

Я ведь не шаверму продаю. Да ходь бы и шаверму. Исправная санитарная книжка в этом случае говорит лишь о наличии в соусе здоровых, подвижных сперматозоидов, способных к оплодотворению и наполненных звериным генотипом, столь милым многим дамам и некоторым мужчинам.

А о чем скажет моя санитарная книжка, я не знаю.

Послание третье

Весь день караулил преступников.

Книжник, с которым мы делим место, рассказал мне, что преступников на ярмарке – просто не протолкнешься. Эти негодяи крадут кошельки. А потом бросают их на прилавки. Книжник однажды глядит – кошелек. Пустой. Поволок в администрацию, а там их целая куча.